Гильермо дель Торо — фигура почти мифическая. Его обожают и как художника, и как человека: щедрого, внимательного к коллегам и всегда готового защищать само ремесло кино против всего, что угрожает живому, ручному искусству. Редкость в Голливуде — гений, который не превращается в очередного «творческого тирана», а остаётся настоящим романтиком.

Да, у дель Торо бывают и промахи. «Аллея кошмаров» оказалась тяжеловесной и неровной — но кто, кроме него, вообще решился бы воскресить забытый нуар пятидесятых, сделав из него стилизованный аттракцион для XXI века? И кто мог бы убедить мир, что нам нужна ещё одна версия «Пиноккио» — пока мексиканский режиссёр не превратил итальянскую сказку в стоп-моушн-шедевр, где во главу угла поставлено ручное творчество, а не CGI, ИИ и прочие «технологические костыли»?

Теперь у дель Торо — «Франкенштейн». Дорогая, роскошная экранизация классического романа Мэри Шелли, снятая для Netflix. Это кино не такое мрачно-перверсивное, как его лучшие работы нулевых — «Хребет дьявола» или «Лабиринт Фавна». В последние годы режиссёр больше тяготеет к сказкам о любви и чуде, будь то «Форма воды» или даже тот же «Пиноккио». Лишь «Аллея кошмаров» напоминала о его старой тёмной стороне.

Важно сразу сказать: новый «Франкенштейн» — это не «Дракула» Копполы, с его буйством крови, эротики и безумия. Хотя жестокости здесь хватает: и проломленные головы, и вывернутые челюсти. Но дель Торо выбирает куда более мягкий, сострадательный взгляд на эту историю — в отличие от постановок Уэйла или Браны, где монстр чаще становился лишь символом или объектом морализаторства.

Главное открытие фильма — Джейкоб Элорди в роли создания Франкенштейна. Его монстр — не тупой громила, не гротеск, а тонкий психологический образ, возможно, самый сложный со времён Бориса Карлоффа. Элорди двигается как марионетка, только что сбросившая нити, и постепенно обретает не только голос, но и личность. Вместо привычного безмолвного страдальца мы видим существо, которое ищет любовь и право быть собой.

Элорди становится душой фильма. Без него «Франкенштейн» рисковал бы остаться всего лишь роскошной оболочкой, выстроенной дель Торо и его командой художников.

В сценарии дель Торо есть и фрейдистские мотивы: Виктор (Оскар Айзек), потерявший мать, переносит её образ на свою невесту Элизабет (Миа Гот). Более того, Гот играет и саму мать Виктора — что подчёркивает едва прикрытый эдипов подтекст. Эта линия выглядит немного прямолинейной и не до конца убедительной, но добавляет истории странности и телесности, которой не хватало бы в классической «правильной» адаптации.

Сам монстр Элорди, с его бледной кожей и нарисованной анатомией, словно восковой экспонат из музея, наполнен трагической человечностью. В какой-то момент кажется, что весь реквизит фильма рано или поздно окажется в экспозиции, как это было с «Пиноккио». Ведь каждая деталь здесь — результат ручного труда.

Фильм начинается с мрачной сцены на льду: чудовище расправляется с экипажем русского корабля, отчаянно пытаясь добраться до Виктора, бросившего его умирать. Потом повествование отматывается назад и показывает, как Виктор, по поручению дяди своей невестки (Кристоф Вальц), начинает собирать «суперсолдат» из обломков человеческих тел. Естественно, всё выходит из-под контроля.

Готическая архитектура фильма напоминает «Багровый пик» — с его разрушающимися особняками, тенями и атмосферой викторианского кошмара. И всё это — безо всякой компьютерной графики: декорации построены вручную, в кадре живые актёры и костюмы, каждая фактура ощутима.

Но при всей красоте хочется, чтобы дель Торо пошёл ещё дальше — сделал фильм более мрачным, странным, как сама книга Шелли. Его версия, напротив, местами слишком благородна и сдержанна.

Вальц и Гот хороши, но любовные линии прописаны слабо. История Элизабет и монстра, её признание, что она всегда чувствовала себя чужой в мире балов и корсетов, обещает куда больше, чем фильм в итоге отдаёт. Дель Торо слишком полагается на знакомство зрителя с романом, и некоторые эмоциональные повороты оказываются недоработанными.

Тем не менее, Элорди вытягивает фильм на новый уровень. Его монстр — одновременно ранимый и пугающий, чуждый и трогательный. Сцена, где он ласково гладит оленя, а затем видит, как животное убивают, прекрасно иллюстрирует философию дель Торо: красота и нежность всегда соседствуют с ужасом и жестокостью.

Элорди напоминает актёров золотого века — у него есть и брутальность Брандо, и уязвимость Монти Клифта. Это редкий случай, когда актёр и режиссёр находят друг в друге идеальных партнёров: монстр Элорди и вселенная дель Торо словно сотворены друг для друга.

Можно сказать, что «Франкенштейн» получился чуть слишком «безопасным». В нём нет ощущения рискованного эксперимента, как в «Форме воды» или «Хребте дьявола». Но как добротно сделанная готическая драма о чудовище и любви — это кино работает. И, что важнее, оно ещё раз доказывает: дель Торо по-прежнему хранит душу кино — ручного, материального, сделанного людьми для людей.